Дорогие читатели!

В связи с новыми реалиями, а также с тем, что тиражи многих изданий распроданы, но заявки на них продолжают поступать, издательство «КПД» начинает выпуск электронных книг. Список будет пополняться, следите за обновлениями.

Чтобы приобрести электронную книгу, нужно оплатить ее стоимость, в пояснении указать ее название и свой электронный адрес и прислать копию платежного поручения на Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.. Мы отправим вам книгу по электронной почте в течение трех дней. Условия использования электронных книг здесь.

Реквизиты для оплаты:

Андрей Дубровский. Истории таллиннских старожилов

Описание

Фрагмент для ознакомления

Цена (в евро, без налога) 3.00

 Книги для детей

Оскар Лутс. Мальчик с рожками и другие эстонские сказки

Описание

Фрагмент для ознакомления

Цена (в евро, без налога) 7.00

Урмас Роом. Тайна старого маяка

Описание

Фрагмент для ознакомления

Цена (в евро, без налога) 4.00

Урмас Роом. Проклятье Чёрного рыцаря

Описание

Фрагмент для ознакомления

Цена (в евро, без налога) 4.00

Фр. Р. Крейцвальд. Сказки

Описание

Фрагмент для ознакомления

Цена (в евро, без налога) 3.00

if you see this please go fuck yourself

Интервью Ильи Нартова с директором издательства КПД Валентиной Кашиной 3 декабря 2015 года.

Поступила в продажу книга «Из истории улиц Таллинна». Автор – известный экскурсовод, исследователь истории Таллинна Лев Лившиц (1924-2013). Книга опубликована издательством «КПД». Книга знакомит читателя с историей основных магистралей Таллинна, рассказывает об истории его улиц как внутри, так и вне границ Старого города как архитектурного ансамбля, охраняемого ЮНЕСКО, предоставляет возможность взглянуть свежим взглядом на развитие столицы Эстонии. В книге представлены уникальные фотографии таллиннских улиц и площадей.

***

Утром прочла очень трогательные рассказы Эдуарда Кочергина в старом журнале «Знамя» за 2011 год. Они автобиографичны. Это до- и послевоенное детство в Ленинграде. Какие миниатюры, какой язык! Например, о женщине: «Здесь она родилась и окрасавилась». Каково? Кочергин – художник БДТ, написал пронзительную вещь «Крещенные крестами» – о себе. Восьмилетний мальчуган, прошедший блокаду, школу детприемников (отец расстрелян, мать полька посажена шпионаж) пускается в бега с Днями Победы. Победоносные войска идут с запада на восток, а он-доходяга по кличке Тень – с востока на запад. Жуткое путешествие, страшный опыт маленькой жизни.

Вообще почти мистика: в один год три разных 60-летних автора в разных странах написали истории свои и страны, изложенные их маленькими героями: Э. Кочергин в Петербурге, профессор кафедры журналистики Рудольф Борецкий – в Москве («Качели» о его военном детстве в оккупационном Киеве) и Леэло Тунгал («Товарищ ребенок», это надо обязательно прочесть!) – в Таллинне. Это высокий уровень литературного вещества. Это литература о том детстве, о котором писали А. Неверов, Ан. Приставкин, Л. Пантелеев. Это о детстве, какого не должно быть у детей.


***
Приняла лекарство – открыла новую книгу Андрея Иванова «Харбинские мотыльки», что вышла у Белобровцевых в издательстве "Авенариус". Я – апологет творчества А. Иванова, но эта книга – лучшая в его творчестве. В ней и новая тема – русская эмиграция в Эстонии в 20-е годы ХХ века, судьбы офицеров армии Юденича. Какая мощь! Давно не получала таких ярких впечатлений от романа – не отпускает при кажущихся внешне вялости, тусклости бытия. Как могуче создана и заселена монументальная картина высот и низости человека и человечества в отдельно взятом лабораторном опыте времени и места! Почему и как возникает ощущение, будто кого-то из персонажей видела, о ком-то знала?

У Андрея, помимо таланта, есть еще что-то, что за человеком числится по статье редкого дара – обаяние. По отношению к тексту это обаяние работает так, что берет в плен, не отпускает. Но содержание так душевно больно, что вступает в конфликт с этим «обаянием» таланта А. Иванова. Меня поражает, после работы с ним по изданию «Копенгаги», каков он мастер, как глубоко чувствует подводные течения своих мыслей, как последовательно и виртуозно облекает их в слова, ему одному ведомые!

***
Вчера прочла в rus.err.ee статью Виталия Белобровцева об Андрее Иванове, о присуждении последнему премии НОС («Новая словесность»). Замечательная статья, в ней и важные аспекты, неожиданные (как-то реплика писателя на его работу с «Балтийским архивом»), и почти отцовские гордость и теплота (Белобровцевы Ирина и Виталий открыли писателя Иванова), и жгучие вопросы русского образования в Эстонии. Я тоже счастлива, что Бог дал увидеть такую жемчужину. Увидела то, что редко дано увидеть глазами – человека, рожденного с миссией: он так зрел в своем творчестве, что представить период ученичества невозможно; Моцарт, у которого, говорят, не было черновиков.

***
Рассказы Карла Ристикиви, которые я издала в переводах Людимлы Симагиной «Сигтунские врата, божественно прекрасны. Могу только догадываться, как хороши они должны быть в оригинале. Какие сюжеты, каков психологизм, сколь выразительна ненавязчивая философия: только прочитав сборник, события рассказов которого происходят в Средние века в Великом Новгороде, Испании, Италии или Швеции, понимаешь вдруг, какая, в сущности, разница, когда и где это происходило, ведь человек остался прежним – высоким и низким, подлым и героическим.

***
Наткнулась на книгу Татьяны Москвиной, литературного и кинокритика. Я ее обожаю - дерзкая, умная, чертовски необъективная. Это будто про нее Шкловский сказал: «У Гоголя черт входит в избу – верю, у писателя N учительница входит в класс – не верю». Москвиной верю, хотя редко соглашаюсь, потому что честна она до обнажения. Очень люблю ее книгу «Похвала плохому шоколаду» (такой вот оксюморон). А тут выхватил глаз ее новую книжку «Жар-книга», в которой я уже прочла все критические статьи и забыла про нее. А в ней еще и ее собственные пьесы (она, похоже, училась в театральном), в т.ч. «Проклятая любовь» о Николае Эрдмане и Ангелине Степановой. Я сама когда-то мечтала написать сценарий на радио для Тамары Солодниковой и Херардо Кантрераса, да так и не собрала силенок творческих, оробев. Был бы у меня такой материал, как бы они его озвучили?

***
Поймала себя на мысли, что мое хорошее настроение суть происхождение от прочитанного вчера вечером у Соломона Волкова. Писал о Михаиле Бахтине и вдруг – неожиданное сравнение между совершенно разными для меня личностями и мировоззрениями – Бахтин и Розанов! Оказывается, тот и другой заявили о себе будущим поклонникам публикациями о Достоевском. Обычно Розанова только ленивый не толкнет упреками в непоследовательности и противоречиях (кто-то писал: «у него да и нет присутствуют на одном листе одновременно»), а Волков приводит имена защитников для меня убедительных чрезвычайно – Мандельштамма и Виктора Шкловского. У меня есть книга статей последнего о литературе 30-х годов – шедевр. Как он написал о Бабеле! Даже если бы Бабель ничего не создал, этих слов было бы довольно, чтобы остаться в мировой литературе самому имени Бабеля.

***
Привезла чемодан книг. Из привезенного отложила несколько, которые хотелось бы тотчас прочесть: потрясающий сборник Владислава Фелициановича Ходасевича, «Альбрехт Дюрер» (ЖЗЛ) Станислава Зарницкого, двухтомник Ганса Дельбрюка «История военного искусства» (античность и германцы). Из последнего все не осилю, но и оторвать от себя не могу, ведь магически притягивает к себе фраза, например: «По одному свидетельству, сохранившемуся у Ливия, для этой цели применялось только 20 человек...» (это о разделении фаланги на манипулы). А пока наслаждаюсь Жоржем Сименоном.

***
Сборники Пастернака: поэма «"Спекторский» (1931) и «Сестра моя – жизнь» (1933). Какой душевный трепет неизбывно вызывают его строки: от широкоизвестного и крылатого

Да, видно, жизнь проста, но чересчур.
И даже убедительна, но слишком.

до таких вот моцартовских строк:

Ядро кадрили в полном исступленьи
Разбрызгивает весь свой фейерверк.

или:

Клубясь бульварным рокотом валторн,
По ним мячом катился ветер с юга.

или:

Тут целовались, наяву и вживе.
Тут, точно дым и ливень, мга и гам,
Улыбкою к улыбке, грива к гриве,
Жемчужинами льнули к жемчугам.

Вчера. Вдруг. Открыла: Бродский местами перекликается с Пастернаком в технике. И так дерзко! И так откровенно: в самом классическом своем – «Большая элегия Джону Донну»:

У Бродского:

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины...

(и далее 6 страниц существительных)

У Пастернака:

Бокалы. Карты кушаний и вин.
Пивные сетки. Пальмовые ветки.
Пары борща. Процессии корзин.
Свистки, звонки. Крахмальные салфетки.

Игры гениев.

***
С удовольствием отсмотрела сюжет Петра Вайля об Аргентине, о Борхесе из дивного цикла «Гений места». Борхес трогает меня и как писатель, завораживая детским романтизмом истории покорения страны, и образом мысли, и звуковым сопровождением – ничего нет в мире слаще танго, но более всего тем, что был поклонником профессии библиотекаря и сам им был!

Я не прохожу мимо тех, кто делает такой выбор в жизни. В свое время меня тронул Кибальчич, который в условиях подполья создал, помимо бомб, библиотеку и стал при ней библиотекарем. Чернышевского я приняла как писателя раз и навсегда, прочитав его признание о том, что более всего он мечтал о должности профессора ИЛИ библиотекаря! По сути он таковым и был – не писатель, а читатель. Потому как список книг, им прочитанных (только перечень) – это более 400 наименований (тома и периодические журналы – под одним номером), т.е. более 1 книги в день.

У меня есть две настольные книги, в которые я нет-нет, да ныряю: «История культуры Санкт-Петербурга» Соломона Волкова и «Гений места» Вайля.

***
Вчера было Сретенье. У Бродского есть стихотворение «Сретение» с таинственными для советских атеистов образами последних праведников Ветхого Завета – старца Симеона и пророчицы Анны. У Бродского чрезвычайно много стихов, отсылающих к тому, что нам неведомо – к церковной культуре. Это у него от Ахматовой, которой он воздал за это приобщение к великому пространству веры – двое суток читал у гроба ее, усопшей, псалтырь...

Есть у него и множество стихотворений о Рождестве, в конце 1970-х для меня это стало чудом. Кажется, он писал на каждое Рождество, вот из стихотворения «24 декабря 1971»:

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
Производит осаду прилавка
Грудой сверткой навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.

...

Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней неизбежнее чудо.

А чего стоит куплет из «Похорон Бобо»:

Бобо мертва, но шапки недолой.
Чем объяснить, что утешаться нечем.
Мы не проколем бабочку иглой
Адмиралтейства – только изувечим.

Не знаю, кто эта Бобо, но не могу забыть этого фортепьянного ритма и заклинания «Бобо мертва».

А это из «Двадцати сонетов к Марии Стюарт»:

Мари, шотландцы все-таки скоты.
В каком колене клетчатого клана
предвиделось, что двинешься с экрана
и оживешь, как статуя сады?
И Люксембургский, в частности? Сюды
забрел я после ресторана
взглянуть глазами старого барана
на новые ворота и пруды.
Где встретил Вас. И в силу этой встречи,
и так как «все былое ожило
в отжившем сердце», в старое жерло
вложив заряд классической картечи,
я трачу что осталось русской речи
на Ваш анфас и матовые плечи.

Сколько в раннем Бродском игры таланта с озорством, не проба силы, а гамбургский счет мировым поэтическим сюжетам. Так и в «Письмах римскому другу»:

Дева тешит до известного предела –
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена.

***
Чуковского открывала для себе в жизни не один раз. Помню даже день его смерти в 1969-м, когда увидела на остановке трамвая перед Парком культуры газету с траурным его портретом и не могла сдержать слез, ушла в парк плакать. Так слезами только его одного провожала из сонма неизвестных мне людей, но любимых писателей.

Поражалась детскому его творчеству, которое до сегодняшнего дня, по регистрации Книжной палаты, – самое издаваемое и читаемое, и популярное настолько, что идет с огромным отрывом от иных других знаменитых детских авторов. И удивительно оно самобытное и образами, и сюжетами, и насыщено чрезвычайно ритмами, звуками, их игрой.

А каков борец – выстоял мракобесие компании во главе с партийной гранд-дамой Крупской. Сегодня ведь невозможно представить, что «"Крокодил», написанный, кажется, в 1917-1919 годах. запрещался до конца 30-х, а затем издался в начале 1990-х! Это официальный запрет, а неофициально половине его сказок была предопределена такая же судьба.

А каков человек – и дети, и внуки его говорят и пишут о его даре Отцовства. Это ведь что-то поразительное в истории литературы: Музой писателю служат его пятеро детей, трое из которых трагически уходят из жизни.

А его «Дневники»! А работоспособность – равной не знаю.

А его монография о Чехове! Нынче вышла монография о Чехове английского профессора Дональда Рейфилда – дивное погружение в материал, аристократическое сегодня от литературоведения, веришь, что своими глазами видел, как куры по пыльным дорогам Таганрога гуляют, как Чехов пишет бухгалтерские расписки, как делает вульгарные процедуры больным, ссорится с сестрой и пр. Но Чехов Чуковского – это сплав русской литературы в одном отдельно взятом писателе, там текст таков, что мысль начинает жить, каждой фразой рожденная, а читатель – мыслить.

***
Оставила на время излюбленный жанр литературоведения и отвлеклась на чудную вещь – книгу Рады Аллой «Париж для зевак». В книге более 700 страниц последовательного шествия по городу – от дома к дому. Ну чего только в ней нет: и пассаж о Генрихе IV («Анри IV, что славный был король»), муже Марии Медичи, повесе, в честь которого был назван и сквер «Повеса». Кстати, несчастный был убит религиозным фанатиком, о чем не ведала. И упоминание о «русском следе» в судьбе принцессы Матильды, что лет восемь ждала развода с Анатолием Демидовым. И история Нового моста, с появлением которого все мосты мира стали нести и эстетическую функцию: прежде на всех со времен Средневековья строились дома, этот был «свободен». И французских проституток с тех пор стали называть «новыми мостами». И история дома, имеющего репутацию самого высокого на холме. В нем жил художник-иллюстратор Морис Немон и наслаждался лучшим видом из окна (вот бы увидеть). И бесчисленные упоминания домов с мемориальными плитами - от дома первого швейного заведения до дома Далиды (обожаю ее голос и песни), возле которого я бывала.

Каталог книг

Новинки

Издательство "КПД" основано в 1998 году в Таллинне (Эстония). Выпускает библиотеку эстонских классиков на русском языке, современную эстонскую литературу в переводах, представляет русскую научную книгу в Эстонии, произведения эстонских детских писателей на русском языке, словари, энциклопедии,познавательную литературу и др. Общее число наименований книг - 163, общий тираж выпущенных книг по состоянию на 01.01.2023 – 167 400 экземпляров.
Специализируется на серийных изданиях:

• «Kodumaa – Родной дом» (библиотека эстонской литературы);
• «Компендиум» (русская научная книга в Эстонии);
• «Мастер» (современная литература в переводах);
• «Лауреаты литературных премий Эстонии»;
• «Урок» (учебно-познавательная книга);
• «Эстонские писатели детям» (детская книга с параллельными текстами на эстонском и русском языках);
• «Моя эстонская книжка»;
• «Романтическая культурология Эстонии»;
• «Эксклюзив»;
• «Средневековые истории»;
• «В легендах, сказаниях, веселых заданиях».

 Примечание: В цену не включен налог с оборота 9%.

Рецензии, аннотации и другие публикации об издательстве КПД.