Каких-то тридцать-сорок лет назад советская интеллигенция зачитывалась эстонскими прозаиками, среди которых уже тогда выделялся Арво Валтон. Выделялся он, среди прочего, рассказом «Мустамяэская любовь» о том, какие гротескные формы большое светлое чувство, которое, если верить Данте, «движет солнца и светила», может принять в спальном районе большого города.

 Герои рассказа, мужчина и женщина, долго смотрят друг на друга из окон своих многоквартирных домов, потом мужчина ненароком посещает «подругу», а спустя девять месяцев та показывает ему в окно младенца. Рассказ оставлял двойственное впечатление: одним казалось, что автор издевается (над строем, над прогрессом, над миром – нужное подчеркнуть), другим – что он это всерьез. С наступлением эпохи Интернета и виртуально-дистанционных любовей вторых явно было бы больше – если бы они, конечно, читали Арво Валтона...

Два мира, два героя, две судьбы

Увы, с советского времени замечательного писателя, умеющего сочинять очень разное и очень о разном (кафкианские истории а-ля «Мустамяэская любовь» – лишь одна из граней его таланта), на русский почти не переводили. Книга «Маленькие романы», изданная в начале 2015 года издательством «КПД» в серии «Kodumaa – Родной дом», будем надеяться, прервет эту недобрую традицию. Тем более, что Арво Валтон создает тексты, не привязанные ни к эпохе, ни к географии, почти вневременные и внепространственные, то есть – актуальные всегда.

Вошедшие в сборник «Маленькие романы» действительно небольшие (по 75 страниц) тексты «Вишневая ветка» и «Лекарь» заставляют вспомнить про «инь» и «ян», два первоначала китайской натурфилософии, которые, с одной стороны, являют собой абсолютные противоположности, а с другой – нерасторжимы и, более того, постоянно переходят одно в другое. Напомним: «ян» символизирует активное начало, свет, тепло, свободу воли. «Инь» – это пассивность, тьма, холод, внешние силы, судьба, распоряжающаяся человеком.

Действие «Вишневой ветки» происходит на условном Востоке, судя по именам – в Китае (к сожалению, переводчик Вера Прохорова предпочла транслитерировать имена так, как они пишутся латиницей, в итоге главный герой Hong стал Хонгом, хотя это китайское имя по-русски записывается «Хун»). Действие «Лекаря» разворачивается на условном Севере, в глухой деревне; здесь даже на имена не опереться, нам сообщают только, что жену героя зовут Инг, а шамана из соседней деревни – Великий Глагол, у всех остальных персонажей, включая главного, имен нет. Герой первого романа – художник, который с ранней юности и до самой смерти рисует одно и то же: вишневые ветки. Герой второго романа, как несложно догадаться, целитель, в 14 лет ушедший в лес и там постигший свое призвание. И «Вишневая ветка», и «Лекарь» охватывают всю сознательную жизнь рассказчиков – с момента, когда они решили стать тем, кем стали, и до скорого приближения смерти.

Ветка вишни как смысл жизни

В китайской терминологии художник Хонг олицетворяет собой силу «ян», творчество. Как и многие его восточные коллеги, Хонг вместо того, чтобы идти множеством дорог (вспомним западное Возрождение, когда можно было стать сразу и художником, и физиком, и медиком, и поэтом, и философом – взять хоть Леонардо да Винчи), выбрал одну, очень узкую тропку и шагает по ней всю жизнь. Он рисует вишневые ветки – гуашью, акварелью, на шелке и еще тысячью способов. Все прочие объекты ему неинтересны. С тем же маниакальным упорством китайцы и японцы в старину совершенствовали чайную церемонию или, скажем, искусство икебаны.

При этом Хонг отлично понимает, что совершенства ему не достичь, что «написанная мною вишневая ветка мертва с самого начала, сколь бы живым ни были как первый, так и последний мазок», в то время как настоящие вишневые ветки – живы. Путь Хонга – это путь искусства, которое никоим образом не претендует на полнокровную имитацию жизни. Искусство подвластно только себе, отвечает только перед собой, имеет смысл только само по себе. Без связи с художником, с объектом изображения, с теми, кто на картины Хонга смотрит, кто ими восхищается, кто их ругает. Иначе какое это искусство?

Автор дарит Хонгу финансовую независимость, позволяющую герою не работать, а только рисовать ветки вишни, – и показывает, что при таком раскладе искусство в самом деле ни от чего не зависит. В повести описаны, кажется, все возможные способы взаимодействия художника с окружающим миром, начиная с поисков ученика и заканчивая участием в выставках, завистью коллег и милостью власть имущих. Но к искусству все это не имеет никакого отношения: как ни пляшет общество вокруг Хонга, тот знай себе рисует вишневые ветки.

На могиле украинского философа Петра Сковороды есть надпись: «Мир ловил меня, но не поймал». Так и с Хонгом. Более того, рисование вишневых веток подчиняет себе всю его жизнь: он женится, потому что девушка отдает понравившуюся ему вишневую ветку только в комплекте с собой, он именует жену Вишней, детей – Вишенками, а экономику – Веточкой, и его последняя воля – чтобы рядом с местом, где упокоится его прах, посадили вишневое дерево...

Соблюдать Дао и не желать много

Безымянный герой «Лекаря», напротив, должен олицетворять темную силу «инь» – он несвободен в своем призвании, он тратит силы не на себя, а на других, и при этом не в состоянии даже исцелить любимую женщину. В отличие от Хонга, деревенский лекарь только и делает, что взаимодействует с внешним миром. У него, по сути, нет никакой своей жизни – он живет жизнью пациентов, которых спасает (или не спасает, тут уж как сложатся обстоятельства). Ему, грубо говоря, не до творчества. Лекаря окружают крестьяне, люди неплохие, но ничего похожего на сообщество художников из «Вишневой ветки» тут нет.

Герой не верит в то, что источник его дара лежит вне его сознания: «Можно сказать, что со мной начали общаться духи. При этом я знал, что духов не бывает, что они существуют только в моем собственном воображении. Значит, внутри меня». Однако все остальные, включая его учителя, старого знахаря, а также Великого Глагола, в один голос уверяют его, что духи существуют, что именно они и направили его, сироту, на лекарскую стезю. Ответить на вопрос, сам герой сделал выбор или тот был предопределен, получается, невозможно: все зависит от точки зрения.

«Лекарь» – повесть куда более печальная и темная, чем «Вишневая ветка», но в какой-то момент ловишь себя на мысли, что эти «инь» и «ян», художник и знахарь, – все-таки одно. Оба они, в конце концов, избрали себе некое занятие – и пытаются делать свою работу хорошо, сознавая, что мир им толком не изменить, как бы искусны они ни стали в рисовании веток и лечении людей. Другое дело, что они, несмотря ни на что, не теряют надежды. Хонг перед смертью решает «позволить картинам отправиться в странствие по свету», лекарь мечтает о том, «чтобы от смысла моих деяний хоть на несколько лет осталась бы память в сердцах людей».

Разные люди, разные обстоятельства, разные жизни – но смысл этих жизней один. «Инь» и «ян» в бесконечном взаимопревращении образуют Дао, тот самый Путь, по которому только и стоит идти человеку. И это уже не про героев Арво Валтона история, а про каждого из нас.